ДЕВИЗ: ДВИЖЕНИЕ – ЭТО ЖИЗНЬ

Анаит (условное имя) родилась в Гадрутском районе Арцаха. Окончив школу, девушка мечтала получить военное образование, но в те годы еще не разрешалось поступление девочек в военный университет, и она выбрала другую специальность:

– Ты родился армянином, значит, будь ты женщиной или мужчиной, ребенком или стариком, ты всегда должен быть готов к борьбе, чтобы защитить свой дом.

Выбор профессии военного, к тому же разведчика, ясно объясняет Анаит.

– Даже девушка, которая растет в регионе, где есть серьезный конфликт, всегда вынуждена защищаться, бороться за право свободно жить на своей земле. Кроме того, возможно, и мой гены говорят во мне. А мой младший дядя, который опять не был военным, участвовал и погиб в первой Арцахской войне. Еще до поступления на службу он всегда был вынужден сохранять позиции вблизи села, чтобы оно было защищено от провокаций азербайджанцев. Еще в восьмидесятых всегда происходили нападения. У селян угоняли скот, грабили людей, избивали их. Всегда приходилось быть начеку.

… Мне никогда не приходило в голову, что Гадрут, мой дизакский мир, не будет моим… Мне никогда не приходило в голову, что однажды коренные жители этого региона, армяне, могут быть перемещены… Эта потеря очень тяжела. А мне больно…

Связь Анаит с деревней духовна, необъяснимо сильна.

– Наш исторический Дизак, где никогда не жил ни один азербайджанец… Я помню свою гору Дизапаит, на вершине которой находится монастырский комплекс Катаро. Когда я вспоминаю свое детство, я всегда представляю себя в седле лошади. Я очень люблю кататься. Я бежал через наши горы и долины. Моя деревня очень красивая, с трех сторон окружена высокими горами, словно в горшке. Очень люблю походы, занималась альпинизмом не только в нашей стране, но и за рубежом. Я поднялся на вершину Арарата… Я всегда мечтала пересечь все вершины наших гор, чтобы увидеть, сколько там километров.

…В 1990-е годы азербайджанцы вошли в наше село и сожгли его. Потом мы снова освободили деревню. После этого я первым ребенком поехал в деревню. Мне было четыре года. Входить туда по-прежнему было опасно двигаться. Были мины, были еще провокации. Мой дядя погиб в этот период. Как ни уговаривали отца не хоронить брата в деревне, он не соглашался. «Мне нужно отвезти брата в деревню». Все сказали: «Вы убьете этих скорбных людей». Но мой отец был непреклонен. Наконец, было решено сделать похороны в деревне. Я спряталась в машине, которая должна была забрать тело моего дяди.

Это был большой грузовик, я преодолел довольно большое расстояние между сиденьями. Когда я простудился по дороге, я вышел из укрытия. Помню, как все злились на маму. «Что вы за родитель, если не знаете, где находится ваш ребенок?» И я пытался защитить его. “Она не виновата. Я решила прийти, я пришла тайно». С тех пор я осталась у бабушки в деревне. Я была с бабушкой весь день. Я возила коров туда-сюда, заботилась о других животных, помогала во всех делах. Я чувствовала себя очень счастливой…

…Если вырезать дерево из его почвы, оно засохнет. Я теперь как это дерево. С самого детства, когда я подолгу отсутствовала в деревне, я часто болела. Как только моя сестра увидела, что я не в том настроении, она говорила. «Иди в деревню, ты сразу поправишься».

Анаит была в отпуске, когда началась война…

– Я ремонтировал дом в нашей деревне. Я заканчивал свою работу. Осталось покрасить стены коридора. …В то утро 27 сентября я проснулась от звуков взрывов. Мы никогда не слышали таких громких взрывов. Было ясно, что происходит что-то серьезное… От наших друзей из Гадрута мы узнали, что город подвергся сильной бомбардировке. Чуть позже мне позвонили. “Быстрее, в воинскую часть!”

… Перед войной, когда я сказала, что мы должны быть готовы, они не восприняли всерьез то, что я сказала. Я всегда ждала, знала, что что-то подобное произойдет, но не представляла себе масштабов. Поэтому я старалась быть на службе, быть в курсе всех деталей, держать руку на пульсе.

Многие говорят, что у женщины другая миссия на фронте выживания армян, но сейчас мы в очередной раз столкнулись с такой реальностью нашей истории, когда женщина должна иметь в руках оружие даже при выполнении своей главной миссии – материнства. У нас много женщин-солдат, которые, слава Богу, тоже выполнили свою женскую миссию. У них есть семьи, дети, но они также служат наравне со всеми. Их потребность в армии велика.

Особенно я почувствовала это во время войны. Парны были в восторге от моего присутствия, им не было грустно, в какой бы плохой ситуации мы ни оказались, моей улыбки было достаточно, чтобы они протрезвели и занялись своими делами. Я старалась всегда улыбаться, даже когда ситуация была очень сложной.

Во время войны были случаи, когда девушек пытались щадить, их не выпускали для боевых действий. Нас старались не допускать к особо трудным и опасным работам. В очередной раз собралась группа, чтобы пойти на операцию. Командир подошел ко мне: «Все, ты тоже не пойдешь». Это был шок для меня. Я не спала всю ночь. Я думала о том, что сделать, чтобы убедить его. Утром а подошла к Ваагну Асатряну. «Пожалуйста, командир, вы не должны щадить меня. Я хочу быть со своими бойцовскими друзьями».

Он внимательно посмотрел мне в лицо и сказал. «Выезжаем через 15 минут. Когда ты будешь готова?”  «Я готова»,- обрадовалась я.

– Во время войны о чем вы больше всего беспокоились: о доме, семье, родственниках…

– Жизнь окружающих меня людей. В то время я целыми днями был недоступна для своей семьи, мой телефон был выключен. В голове в тот момент были только мои товарищи по оружию… У нас было много потерь. Дорогие люди, очень дорогие. Эти потери обязывают вас бороться за них. Когда вы терпите поражение, сила вашей борьбы удваивается, утраивается, умножается. 3 октября я потеряла дядиного сынишку и… не оплакивала. Я сказала себе. У меня еще будет время пооплакать, теперь я должна приступить к работе. Никто из мальчишек, стоявших рядом со мной, не видел и не чувствовал моего горя. Наоборот, я стала более предана борьбе.

…Мы потеряли чудесных людей… Наш Багдасарян Гензель… был одним из наших снайперов. Необыкновенный человек, Гензель был легендой… Он родился в Шамшадине. Перед службой он на собственные средства купил вездеход и ездил по позициям, возил и доставлял все необходимое. Это было в начале октября. Воинская часть Джракана попала в окружение, при отступлении был обнаружен снайперской пулей. Семья не поверила. Говорили, что Гензель вернется невредимым из любой трудности…

Мать Гензеля сказала после этого случая: “У меня трое мальчиков. Этот принадлежал Родине…”

– Вы боялись за свою жизнь?

– Я не чувствовала, – отвечает Анаит, – может быть, это прозвучит странно, но у меня действительно никогда не было такого чувства… Самым тяжелым днем ​​был день, когда был убит наш командир Ваагн Асатрян. В тот же день в том же месте была ранена и я, но мое ранение было не таким болезненным, как его утрата… Было 12 октября. Мы были в близи села Саришен Гадрутского района. День назад нас бомбили там же, тоже с самолета.

Командира с нами еще не было. Позвонил в самый горячий момент и сказал. «С вами должен быть еще один командир подразделения. Это очень важно. Быстро дай ему свой телефон». Я сказала: “Они бомбят… сейчас я посмотрю, что можно сделать”. И я вышла из укрытия. Мне пришлось пересечь определенный район под шквалом разрывающихся бомб. Я чувствовала себя как в кино. Я бегу, а рядом со мной, совсем рядом, рвутся бомбы. Но я успела, отдала телефон, — с улыбкой вспоминает Анаит. – Когда мы изучали местность после бомбежки, в местах попадания бомб в самолет появились техногенные ямы. В тот день мы были ранены. Командир немедленно связался с нами. «Не называй мое имя, сообщи о ситуации».

Я представила ситуацию, сказала, кто пострадал. «Держись крепче, скорая уже в пути». Тогда я должна была знать, с какими большими трудностями была отправлена ​​машина. Даже сейчас его слова звучат у меня в ушах. Я никогда не забуду. “Ты только живи, все будет хорошо…” На следующий день он был уже у нас. Я подошла, пожала ему руку и сказала: «Я пропустила только одно, командир. Машины вышли из строя в результате бомбежки». «О чем ты думаешь, — сказал он спокойно, — машины едут, уже едут».

Это был второй или третий день, когда мы удерживали эту позицию, мы ждали, когда придет моб, и мы переходим к другим нашим проблемам. Толпа опаздывала. У нас была жертва, нам пришлось убрать тело. Командир тоже приходил к нам по этому поводу. Он также изучал местность, руководил артиллерийским огнем. Они упорно и настойчиво преследовали командира, всячески старались найти и уничтожить его. Пробовали стрелять из “Смерча”, из “Байрактара”, с самолета. Его красота наводила страх на врага… Он был для нас как Бог. Где бы это ни было, если бы мы услышали голос через связь, все, в какой бы беде мы ни оказались, наши сердца встали бы на свои места. Тогда все было нормально.

На следующий день мы собирались уезжать. Но мы попали под обстрел. В результате удара “беспилотника” был ранен один из командиров Тумасян Ваагн. Асатрян Ваагн подошел помочь своему другу, я тоже достал нож, чтобы разрезать куртку, чтобы перевязать его, чтобы он не истек кровью, но я увидела, что его спина была проткнута, как сетка… Мы его обрызгали, взяли вместе, посадить его в машину. Я только на мгновение вернулась за оружием, и в этот момент второй выстрел попал прямо в машину. Ударная волна тут же ударила меня в грудь, и я почувствовала резкий укол в правый бок, потом услышала голос из поврежденной части. Шипение, как будто крышку термоса открыли. Это случилось со мной. “Сегодня, кажется, мой день…” Моя грудная кость была сломана ударной волной. Я огляделась. Люди со страшными ранами, командир, я сделала два шага и упала. Я посмотрела на небо. Я никогда в жизни не видела такого ясного, голубого, лазурного неба…

…Когда она пришла в сознание, она все еще была там мысленно, со своими однополчанами. Анаит на машине отвезли в больницу Степанакерта и прооперировали. Тогда врачи рассказали, что она всячески сопротивлялась, не давала разрезать и раздеться.

– Носки не снимайте, пожалуйста, я их неделю носила, не переодевалась…, – теперь с улыбкой вспоминает Анаит, – закрой мне рану, я скоро пойду. Мои друзья там.

Я чувствовала себя преданным… Меня все трогало, особенно чистая, белая постель, в которой я лежала… Все эти мягкие вещи ужасно раздражали меня, когда я думала, что мои друзья были там изо дня в день, голодали, изо дня в день. …иногда у них не было воды…”

Меня выписали из больницы, я хотела вернуться в строй, но меня не пустили. За это время у нас были постоянные потери и безостановочные прощания в “Ераблуре”…

…Сегодня моя единственная мечта – снова оказаться на Родине, и… снова с открытым лбом пойти на могилу дяди. Моя мечта – иметь сильную Армению.

Я не могу поддаться отчаянию. Бывают моменты, когда у меня возникает такое чувство, но я не даю ему надолго остаться во мне, не поддаюсь ему. У меня есть жизненный девиз, который всегда сопровождает меня. «Движение – это жизнь», и в какой бы сложной ситуации я ни оказалась, говорю я себе. «Если не можешь летать, беги, если не можешь бежать, иди, если не можешь идти, ползи, но не останавливайся, всегда двигайся вперед». Это воля, сила воли.

Мое оружие — продолжение моей руки. И мои глаза и разум должны работать вместе. Разведчику очень важно хорошо видеть. Не только глазами, но и умом. Не каждую цель можно и нужно поражать. Вы можете видеть цель, мишень, но в этот момент она не будет представлять опасности для вас и ваших близких. Иногда то, что кажется неважным, может оказаться важным, и наоборот. Вы должны уметь правильно оценивать ситуацию.

– Вы когда-нибудь думали уйти со службы…

– Нет, никогда. С 2020 года было много провокаций, было много случаев, свидетельствующих о том, что борьба не прекращается… Нет, такая мысль не придет, потому что я знаю, для чего я здесь. Я знаю, что поставлен вопрос, быть или не быть армянам, и даже если на лице земли останется пять армян, я буду служить, обеспечивая их безопасность.

КНАР ТАДЕВОСЯН

Фото: АРЕГА ВАРДАНЯНА