НЕ ПРЕДОВАЙ НАШИ КОРНИ…

Дорогое воспоминание от маршала Баграмяна
Я стою рядом с красным гробом, в гробу лежит 94-летняя женщина в очках, чей «триумф» и гениальность произошли, когда она написала четыре толстые книги о Ленине. Я студент, 1982 год…

Около 3 часов назад ректор 2-ого курса Литературного института им. М. Горького в Москве вошел в наш класс и сообщил, что Мариета Шагинян умерла.

Группа волонтеров сформировалась быстро, мы шли от Тверского бульвара, через 20 минут до Центрального дома писателей и с красными лентами приняли пост почетного караула…

Три часа стоим, ноги устали, мне всегда противны лживые и надутые коммунистические идеологи, особенно ее яркие представители.

Уверен, что мои 7 однокурсников, которые выступили в роли почетного караула, думают так же. Но есть одно но. Я единственный армянин среди учеников, фамилия умершей указывает на то, что она принадлежит к моему типу, и я обязан быть сдержанным.
У меня пересохло в горле, в похоронном бюро жарко, а тело продержали 7 дней, пытаясь приспособить похороны к «перегруженной» повестке кремлевского партийного руководства, чтобы даже «воздеры» могли попрощаться. Дело в том, что их оттуда трудно вытащить. Труп хранился в холодильнике 7 дней, хранился неважно, немного гнил…
Говорит другой партийный спикер, мой друг, могучий поэт Володя Кожемякин, стоящий у ног трупа, поворачивается ко мне, щелкает лбом указательным пальцем, объясняя, что у него пересохло в горле.
Это был военный в форме, вызывающий уважение и почтение. Он молча скорбел, прислонившись бритой головой к гробу, а чуть позже, когда он поднял голову, я сразу узнал его, он был самым любимым сыном всех армян, двойным героем Советского Союза, Маршалом Великого Отечественного ОВАНЕС БАГРАМЯН.
Он оглядел большой и пустой зал, несчастно покачал головой, затем медленно, заинтересованным взглядом, глядя на всех нас с головы до ног, подошел ко мне так, что было слышно его тяжелое дыхание. Он посмотрел мне прямо в глаза и спросил.
– Вы говорите по-армянски?
-Верно, товарищ маршал, – дважды потянулся я.
Он вздохнул, посмотрел на сверкающие медали на красных подушках под ногами покойного, на первой из которых была изображена золотая звезда героя Социалистического Труда, и сказал мне громко.
-Онa тоже был армянином, – сказал он, с трудом проглотив то, что было у его горла, и продолжил.
-Они оставили нас мертвых … Вот почему мы с тобой должны ее похоронить, сынок, собственно, эта звезда, звезда героя, хозяину она нужна до того, как он жив, а после его смерти становится просто металлоломом.
Вместе с восемью друзьями-студентами из Литературного института имени Максима Горького мы несем на плечах красный гроб последнего могикана ленинских идей. Перед нами Маршал укрывается со своим водителем.
Рядом с ямой лопаты и веревка. Маршал дает нам инструкции. Прикручиваем крышку к гробу, продеваем веревку с двух сторон, опускаем гроб в яму с фантастической скоростью, не опускаем, сил у нас не осталось, гроб в ямку погружается сам, слава богу, без “повреждений”.
От Маршала поднимается волна беспокойства. Он весь в поту, все пуговицы рубашки Маршала расстегнуты, как будьто, только что закончил очередной «бой». Он очень медленно бросает на гроб три горсти земли.
Баграмян снимает шляпу, мы тоже…
Настоящая кладбищенская тишина, март 82 года, быстро падающий мелкий снег, с заботой своей матери, медленно накрывает могилу своим белым одеялом. В этой тяжелой тишине Володя наклоняется ко мне, подмигивает, снова щелкает по лбу, на этот раз подавая знак горя, наши друзья ловят этот щелчок, все согласно кивают.
Воодушевленный добротой команды, Володя кладет руку мне на плечо, едва сдерживая смех, и шепчет мне на ухо: «Ван, поминки за тобой, ведь она не моя бабушка… а христианская традиция требует…».
Обещаю накрыть стол в ресторане Дома писателей, как только получу свою предстоящую пенсию, потому что они приехали сюда по моей просьбе и по моей просьбе, Володя говорит, что тогда мы вместе организуемся, как немцы …
Баграмян, стоявший на вершине кургана, поворачивается на наши голоса …
– Вы не назвали свое имя.
– Вануш.
– Вануш, Ованес, Ваня, это снова тот же Иван. Итак, послушай, ты мне сегодня нужен как воздух и вода. Эта женщина была героической женщиной, она была моим другом. Можно сказать, что она была мне как старшая сестра. И, конечно, мы приглашаем, пусть они приходят …
Я краснею от стыда, он послушал наш разговор или планировал это раньше? Мои друзья снова находятся в состоянии неуверенности из-за нашей кратковременной близости.
Мы крестимся. Маршали я слева направо, остальные справа налево.
Маршал снова поворачивается ко мне.
– Скажи им, чтобы они подождали на кладбище, а у нас с тобой есть здесь работа.
Объясняю план маршала Володе, он широко улыбается. Он любит пить так же сильно, как писать стихи.
Они идут в церковь …
Мы с маршалом остаемся. Он смотрит на курган, затем на плотные, взаимосвязанные, кривые надгробия, на которых покоятся великие знаменитости армянской общины. Могилы многих из них небрежные, некоторые покатые, обвалившиеся, имена выгравированы только на русском языке …
На кладбище царит тишина.
Это место, где можно есть свой хлеб насущный, этот небольшой и уютный сарай в подвале, который спрятан под большим зданием театра имени Советской армии.
Мы с Маршалом в мире, и мои друзья-студенты признались в этом столе, отредактировав название одной из книг Эрнеста Хемингуэя:
-Это праздник, который всегда будет с нами…
Потом позже я попытался попрощаться с Маршалом, но он меня не отпускал, и мы пили тутовую водку до рассвета…
В ту ночь я никогда не забуду легендарного армянского героя.
Когда ночной сторож открыл тяжелую дверь общежития и должен был войти и дать письменное объяснение своей задержки, команда маршала была услышана позади меня.
– Вануш, дай огня…
-Я не курю, товарищ маршал, и спичку, которую вы подали, оставил на кургане, таков обычай, – оправдывался я.
Каменная тишина.
Этот момент был единственным в моей жизни, когда я пожалела, что не курю …
Я быстро сориентировался, вошел в общежитие, налетел его спичкой от дежурного старого Федора и, вернувшись к машине, закурил сигарету маршала …
– Ты писатель, Ван, тебе 27, мне 85…
– Да это правильно.
– Ну, тогда напишешь о сегодняшнем дне… Маро… Маро была хорошей женщиной, женщиной-героем, серьезным ученым, но прежде всего она была хорошим человеком. Она редактировала 124-томную энциклопедию Ленина и большую часть ее написала сам. Что это за страдания? За державу обыдно… Не оценили. Более того, их проигнорировали. А что Маро дал Армении, спросите вы, я отвечу.
-Ничего, она, между нами говоря, давно забыла, что она армянка.
– Неблагодарность – это плохо, плохо с обеих сторон, Ван…
Итак, помни, что бы ты ни делал, чего бы ты ни достиг, где бы ты ни находился в этом уголке империи, слушай, НЕ ПРЕДОВАЙ НАШИ КОРНИ…

Маршал достал из кармана зажигалку немецкой фирмы “Zippo”, снова закурил, улыбнулся, и сказал:
– Возьми, я забыл, что взял, это тебе сегодня на память, не отказывайся, но еще обещай, что ты не будешь курить…

Я взял сувенир и хотел обнять его, как родственника, но сдержался… Ведь он был прежде всего героем роковой освободительной войны в Сардарапате, двойным героем Отечественной войны маршалом Баграмяном.

На мгновение показалось, что он хотел широко раскрыть мне объятия, он вышел на полшага впереди, но также сдержал себя, он также знал, что он маршал Баграмян …

ВАНУШ ШЕРМАЗАНЯН

Ереван, 22. 08. 2020